Война глазами детей
В 2015 году мы будем праздновать 70 – летие Великой Победы в войне 1941 – 1945 годов. В нашей стране осталось немногим более 3 млн. ветеранов Великой Отечественной войны, которые лично знают, какой ценой далась эта Победа. А в нашей местности в некоторых поселениях их почти совсем не осталось. Мало остаётся и свидетелей жизни в тылу. Даже детей войны становится всё меньше и меньше. Самым молодым детям войны, родившимся до мая 1945 года, сегодня 68-69 лет.
Наша страна уже включилась в подготовку к победной дате. «Вспомнить всех поимённо» - объявил 1-ый канал телевидения и выразил просьбу: «… всем зрителям присылать данные о погибших во время Великой Отечественной войны (на фронте, в оккупации, в тылу) родных, близких, знакомых с их фотографиями, чтобы собрать всё в единую базу. Чтобы запомнить их имена и лица и передать эту память потомкам».
И нам всем время подумать об этой дате, о наших отцах, дедах, братьях, погибших на войне, вспомнить о них, об их боевых подвигах и исполнить долг перед ними – восстановить память о них, не предать забвению.
В настоящее время существует понятие «дети войны». К ним относятся родившиеся в период с 1927 года до мая 1945 года. Я отношусь к этой категории детей (1932 г.р.). Считаю нужным, уважаемые читатели, поделиться своими воспоминаниями о тех страшных годах войны. Надеюсь, что читатели старшего поколения не останутся безразличными к воспоминаниям о тяжёлых годах нашей жизни во время войны и тоже поделятся своими воспоминаниями.
Итак, мне, жительнице деревни Шатуново, было девять лет, когда началась война. Мы, дети, видели своих родителей в большой печали, они плакали, а мы не понимали, что было поводом к этому. И слово «война» в первые минуты, как мы его услышали, восприняли без страха. Но вот в каждом доме отец, или отец и сын, или даже отец и сыновья (было и такое) стали собираться на войну, уходили из семей. Иногда уезжали на лошади, которую тоже мобилизовали на войну ( как Сергей Григорьевич Лобанков). Василий Фомич Шлакин уехал от дома на тракторе, на котором работал, Валентин Дмитриевич Охотин был мобилизован с той машиной, на которой работал. Каждого уходящего на войну тяжело отрывали от семейного очага. В домах оставались печаль и ожидание весточек – писем от ушедших. Тогда мы и поняли, что такое война.
Теперь-то я знаю, что о войне сообщили по телефону в сельский совет, на фронт призывали через райвоенкомат, а повестки о мобилизации вручал сельский совет.
Вскоре стали приходить похоронки. Это небольшие листочки – извещения о гибели или о пропаже без вести мужа или сына. Много горя приносили они не только семье, к дому, в который пришла такая весть, собиралась вся деревня, переживали все, боясь завтра получить такое же извещение. И нам, детям, становилось страшно. Похоронки стали приходить всё чаще, в деревне всё меньше оставалось мужчин. Начали призывать тех, кого не взяли в начале войны по возрасту, они были старше 45 лет. Мобилизовали папу (1894 г.р.) он охранял химзаводы в городе Дзержинске Горьковской области. Город Горький (ныне Нижний Новгород) во время войны подвергался бомбёжке. И мы видели эти тяжёлые самолёты, слышали их страшный гул. Летели они наискосок нашей деревни Шатуново (так мы говорили в детстве). Сейчас это направление определяется так: с северо–запада на юго–восток. Сначала они летели в этом направлении, а потом обратно. Было жутко от их гула, и летели они довольно низко.
Летом 1942 года мы со старшим братом (1929 г.р.) и Т.И. Уткиной ездили в Дзержинск к папе. До Лушелова шли пешком, а дальше - в вагонах с торфом (наверху). У тёти Тани муж (танкист) после фронтового ранения был направлен на охрану химзаводов. Остановились мы на ночёвку в бараке у знакомых. От этого дома было видно химзаводы. Ночью была бомбёжка. Все жители проснулись, а я спала крепко, с дороги устала, и меня папа всю бомбёжку продержал на руках (его к нам, детям, видимо, отпустили). Утром я со всеми детьми из этого дома собирала осколки, которые до жилых домов долетали. Теперь я представляю, сколько детей могло погибнуть во сне.
Позже мобилизовали мужчин всех возрастов, которые были более-менее пригодны где-то служить, и в деревне остался один дедушка Иван Фёдорович Осипов и его сын Анатолий, глухой от природы. Наши матери вытягивали все свои силы, чтобы успеть всё сделать на работе и дома детей кормить, одевать. Мы, старшие дети, почему-то понимали все их тяжести, ощущали на себе нехватку еды и одежды. Наверное, война заставляла нас быстрее взрослеть.
В нашей семье было пятеро детей: 1929, 1932, 1934, 1937, 1940 года рождения. Двое из нас учились, остальные – дошкольники. Работала одна мама. Мы, как могли, помогали ей. Держали корову, козу. Старший брат научился косить и выполнять все мужские дела. Летом, как и все подростки, работал в колхозе, как взрослый. Я и мои ровесники тоже помогали колхозу в выращивании и уборке урожая. Летом поливали и окучивали капусту, окучивали картошку, поливали и пололи турнепс, пололи лён, сушили сено, сгребали его, а убирать нам ещё не давали. Помню, услышала разговор дедушки Ивана и его сына: «В зутиковом сарае сено горит». Я с испугом маме говорю: «Пожар, горит сено в сарае». Мама улыбнулась, но ничего не сказала, а из окна посмотрела на сарай, где отец с сыном (дед Иван и Анатолий) вытаскивают сено. После этого мне мама пояснила, что сено было убрано непросушенное, поэтому слежалось и нагрелось, оставлять его таким в сарае нельзя. Это сено мы с соседской дочерью (старше меня на три года) досушивали.
Помню, как мы с братом (моложе меня на два года) окучивали в поле картошку. Было это в 1942 или 1943 году. Вернулся с фронта (из-под Ленинграда) дядя Федя Ерёмин с разбитой правой рукой. Рука всегда была согнута, в локте не гнулась, а ладонь всегда была кверху, и пальцы плохо шевелились. Ему женщины сразу свалили бригадирство, и он не отказался. Он намерял нам площадь, какую по размеру - не помню. Только мы старательно окучивали по всему периметру этой площади. Очень старались окучить всё, что нам намерено, но осилить не смогли. Еще мы должны были разбрасывать навоз в поле, но из большой кучи брать навоз вилами, разносить и разбрасывать по полю у нас не хватало силы. Женщины нам разносили навоз в маленькие кучки, что было под силу нам, и мы их разбивали.
Приближалась осень, поспевали зерновые культуры, поспевал лён. Под руководством учителей мы таскали (щипали) лён, с трудом связывали его в снопы и ставили в бабки. А дома крутили пояса из обмолоченных ржаных снопов, чтобы этими поясами связывать новые снопы ржи, пшеницы, овса. Лён с поля перевозили в ригу. Мы колотили лён колотушками – вальками, выколачивали семена из маленьких головок – шариков, после чего обколоченный лён развозили по усадьбам, и надо было его разостлать, чтобы у него отошла внешняя оболочка – костеря, так её звали в народе. А потом этот улежный лён надо было связать в снопы – ноши. Во всех этих видах работы мы принимали активное участие. Дальше обработку льна делали только наши мамы. Сушили в риге ноши, мяли их в ручной льномялке, чтобы та самая костеря отделилась от волокна, потом трепалом снимали эту костерю, и получалось белое шелковистое волокно, которое отвозили на фабрики в город Иваново. При околотке льна в риге всегда при нас была одна из наших матерей, то есть мы, дети, были не одни. Она делала свои дела (носила ноши в ригу, готовила их для сушки). Иногда у нас проверяла, хорошо ли мы обколачивали лён – сноп, не оставляли на снопе семена льна. И, как учитель, я понимаю, что наши мамы и жалели нас, и помогали нам в том, чтобы мы что-то сделали полезное.
Многие мальчишки, окончив 4-ый класс (в 1944 году), стали работать в колхозе, сначала подменяли матерей, потом работали на лошадях, научились их запрягать. За каждым из них была закреплена лошадь. Это лошади, которых не взяли на фронт. Когда не стало лошадей, работали на быках. Во время уборочной страды трудились на косилке, выпахивали картофель, возили зерно в Пучеж или Чкаловск. Конечно, не одни, а обязательно с взрослыми людьми. Боронили, пахали. Ещё был такой вид работы – прикатывание земли, засеянной овсом. Делалось это для того, чтобы во время уборки овса его можно было косить косой с приспособлением к косью такой детали, которая отваливала скошенный овёс в ровный рядок – так было удобно брать овёс в снопы. Мальчишки пасли свиней, телят. При работе на быках дело доходило до слёз. Те лягут на землю, и никак их поднять мальчишки не могут. Ходят вокруг, упрашивают встать, ничего не получается. Так однажды Юра Зутиков не выдержал и заплакал. Дед Иван говорит ему: «Не реви, Юрка, поднеси быку зажжённую бересту к хвосту, он и встанет». Совет помог. А мальчишки повеселели. Другой Зутиков – Анатолий - вспоминал: «Вставали рано, в три часа утра, работали до 12 часов, потом перерыв – отдых и завтрак тут же. Лошадям давали овса и нам по три блина». Мальчики были первыми помощниками и дома. Их труд отмечен и оценен. Многие из них получили медали за труд во время Великой Отечественной войны. В нашей деревне это Анатолий Зутиков, братья Зутиковы: Костя и Саша, Дима Зайцев.
Много было слёзного и смешного в нашей детско-взрослой жизни. Летом мы ходили в лес за ягодами и за грибами, сдавали их на приёмные пункты. Это всё обрабатывалось и отправлялось на фронт. В лес мы бежали без посыла. Там поедим ягод, если росли грибы, то нанижем их на палочку и жарим на костре. Нам это казалось такой вкуснятиной. Были и глупые у нас поступки. Наберём ягод, заведём спор, кто больше набрал. Высыпаем ягоды на землю и одной набирушкой (кружка или стакан) меряем у каждого.
На нашу долю и дома приходилось немало дел: помыть посуду, подмести пол, а в субботу вымыть полы. Но самое главное – мы нянчились с младшими сестрёнками и братишками. Я во втором классе первое полугодие в школу не ходила, нянчилась с младшей сестрёнкой (1940 г.р.). А когда мама приходила с работы, я ходила заниматься на квартиру к учительнице Александре Семёновне Овцыной. От класса я не отстала, учиться мне нравилось, училась хорошо. В школе нам рассказывали и читали о войне. Однажды нам прочитали книжку «Таня». Это о Зое Космодемьянской. Когда читали о том, как босую полураздетую её водили в морозную зиму по улице, было страшно.
Перед повешением она сумела сказать: «Нас миллионы, всех не перевешаете!» В моей неокрепшей душе был такой страх…, и я подумала, что не вынесла бы этого. Нам так хотелось, чтобы кончилась война. И мы думали, и учителя нам так говорили, что хорошей учёбой, своим трудом мы тоже помогаем фронту. Так и было. Дома мы помогали мамам чистить картошку, чтобы её высушить и послать в посылке на фронт. Щипали шерсть, чтобы они напряли пряжу и связали трёхпалые варежки и тёплые носки.
Хочется особо вспомнить, что мы ели тогда. Во-первых, забыть нельзя, что по карточкам нам продавали хлеба по 200 грамм на человека, это на 75 грамм больше, чем в блокадном Ленинграде. В нашей семье (нас было пятеро) мама сшила пять сумочек, которые свободно вмещали 200 грамм, у каждого из нас была своя вешалка на стенке точеной деревянной кровати. И никто из нас не смел друг у друга крошечки отщипнуть. Главной едой была картошка в мундире. Кроме картошки со стола не сходили щи, и не только из капусты - варили их из крапивы, из свёкольной ботвы, из осота, который и сейчас везде растёт. Щавель до щей не доходил, его съедали свежим. На своих участках, кроме картофеля, некоторые сеяли гречиху, просо, чтобы после обработки семян получить крупы: гречку и просо. В огородах выращивали: лук, чеснок, огурцы, свёклу, морковь, капусту, тыкву, брюкву, помидоры – вот главные культуры военных лет. Мы, дети, и тут не стояли в стороне: пололи, поливали, убирали урожай вместе с мамами. Но почему-то всего этого не хватало до нового урожая. А самое главное - не хватало хлеба. Вместо хлеба пекли кокуры (лепёшки) из колокольца с картошкой, вместо колокольца брали растёртые сухие листья липы, серёжки берёзы (тоже сухие и истолченные). Весной выкапывали на картофельном поле оставшийся в земле (не убранный осенью) картофель. Картошка в земле была сгнившей, съёжившейся в комочек, шкурка от комочка отставала, её обдирали, а комочки промывали, сушили, толкли в ступе и пекли лепёшки. Их звали дранцами - наверное, потому, что обдирали шкурку. А когда все продукты заканчивались, наши мамы на санках возили в Пучежскую сторону вещи менять на продукты (картофель, брюкву, тыкву и другие).
В некоторых семьях дети с голоду пухли. В семье соседей Зутиковых Миша (1934 г.р.) и Нина (1936 г.р.) опухли, кожа была блестящая, глаза как щёлки. Старший брат Анатолий (1932 г.р.) повёз их в Верхний Ландех в больницу. Их не взяли, видимо, больница была перегружена. Тогда Анатолий решил оставить их в райисполкоме на лестнице, ведущей на второй этаж. После этого они оказались в больнице. Нужда заставляла нас есть травы: матрёшку (похожая на морковь), столбунцы, щавель, липовые и малиновые листочки начиняли ягодками и съедали. Первые два растения, наверное, правильно называются не так (не матрёшка и не столбунцы), но как они называются, я и сейчас не знаю. Мне уже много лет, но забыть этого не могу. Во время учёбы в школе для нас варили похлёбку – это старинное название супа. Похлёбка была из посоленной воды и картошки. А если мы с учителями уходили работать на картошку в бригаду, то про нас готовили обед в каком-нибудь доме той бригады, в которой мы копали картошку. Много картошки оставалось в поле под зиму, сил не хватало убрать всё с полей.
Зимой в школе было холодно. Около школы стоял сруб - в плане было построить ещё одно здание там, где была спортплощадка. Планировалось открыть школу-десятилетку. Но этому не суждено было сбыться. В 1942 году школу из семилетней сделали начальной. Многие ученики 5-7 классов в связи с войной оставили учёбу. Лишь несколько человек ушли учиться в Верхний Ландех. Сруб, о котором сказано выше, мы распилили на дрова. Мы - это ученики 3-4 классов (конечно, под руководством учителей). Трудности с дровами были и дома. Весной по насту мы (дети нашей семьи) ездили на санках в лес, с корня спиливали подвольное деревце, распиливали его, грузили на санки и тащили домой. Бог нас хранил, мы были целы и невредимы. Только уставали очень.
Однако детство есть детство. Мы всё-таки успевали и погулять, покататься с горы на санках (тех самых, с которыми в лес ездили), садились на них сразу несколько человек. В каком-то амбаре нашли кошеву (как тарантас, только на полозьях), сколько убиралось нас в эту кошеву, столько и залезали. А то сами делали каталку-ледяшку. Брали таз с гладким дном, наливали воду, вмораживали в эту воду один конец верёвки, а сверху клали соломы, чтобы тоже примёрзла, и не так холодно было сидеть. Из таза ледяшку вынимали и каталка готова. Садились на неё, ноги врозь, в руках другой конец верёвки и… с радостью с горы. А в гору ледяшку за верёвку тянем. Мальчишки из дерева делали коньки, привязывали их к валенкам и катались по замёрзшей речке. А летом: лапта, по закругу мяч, чиж с лопаткой, ходули (мальчишки делали сами), городки. Мячи тоже делали сами из коровьей шерсти, начёсывали и сваливали в руках. Зимой мы много читали книг, причём, чтение было групповое. Собирались в доме Зутиковых (где жил одноклассник Юра), читали поочерёдно. С нами была и сестра Юры Агния (1929 г.р.). За книгами ходили в Кромы в библиотеку, тоже по очереди. В школьной библиотеке мы получали книги по предложению учителей. Отмечали и праздники: Новый год, Октябрьские дни, Первомай. Учителя с нами готовили концерты. Ёлка новогодняя была наряжена игрушками из газет, которые мы делали сами: кораблики, флажки, цепи, самолётики и другие. Но мы всё равно были рады празднику.
Мы уже в 4 классе. Приближалась Победа. Мы очень ждали конца войны. И, наконец, 9 мая выходит к нам на парадное крыльцо школы Зинаида Семёновна Зайцева и сообщает, что закончилась война: «Идите домой и говорите всем, что война закончилась». А матери наши плакали и от радости, и от горя. Был случай, когда мать получила от сына письмо, в котором он пишет, что он в Берлине, что идут ожесточённые бои. А вскоре пришла похоронка (Александр Алексеевич Соболев).
Оглядываясь назад, вижу наше трудное, но полезное для Родины детство. Разгильдяйству у нас не было места. Но война многим преградила дорогу к учёбе, поэтому ученики, не имеющие возможности учиться в войну, получали среднее образование через вечернюю школу уже взрослыми, а потом поступали в техникумы и институты.
Заканчивая свои воспоминания о военном детстве и вообще о войне, как она нам виделась детскими глазами, я, конечно, не могла описать всего, как проходила наша жизнь в то время. Поэтому очень прошу старшее поколение без устали рассказывать о тех страшных 1941-1945 годах, которые пришлось пережить советскому народу. Давайте соберём наши последние силы и дадим наказ нашим детям, внукам, правнукам: «Берегите мир!» Поколения, не видевшие войны, прошу изучать её историю, не дайте осквернить память тех, кто спас мир от фашистской чумы. А это ваши деды и прадеды. Не забывайте об этом.
В. КОЩЕЕВА, п. Пестяки.
Просмотров: 1343
